Медик, которая приезжает к потенциально зараженным covid-19 пациентам для забора мазка, заявила, что не получит «путинских» выплат

Сколько больных в отделении

Руководитель отделения реанимации и интенсивной терапии Максим Бухтояров,как и многие здесь,работает на самой передовой войны с «ковид»: сутки в госпитале — сутки на отдыхе в санатории «Обь» по-соседству.

Тест на COVID-19 все сотрудники сдают каждую неделю — мало ли что. Завотделением рассказывает: чем дольше медик находится под вирусной нагрузкой,тем ослабленней его собственным организм,а,значит,иммунитет снижается.

Что происходит в отделении реанимации горбольницы № 5.

Дмитрий Лямзин

Может сказаться и элементарная усталость. Неправильно снял костюм после смены — риск заражения повышается. К счастью,таких случаев пока не было.

В отделении реанимации сейчас 12 пациентов,все тяжелые,нуждающиеся в особой терапии. Восемь из них подключены к аппаратам искусственной вентиляции легких.

Серьезные осложнения у больных возникают не на равном месте: все они преимущественно старшего возраста,имеют проблемы со здоровьем из-за лишнего веса,сахарного диабета или сердечно-сосудистых заболеваний. «Букет» у всех разный.

Что происходит в отделении реанимации горбольницы № 5.

Дмитрий Лямзин

Елена Максимушкина, главная акушерка

Елена Максимушкина – главная акушерка родильного дома №4. Сейчас это филиал больницы имени Виноградова, где работает Александр Голубев. Елена в профессии уже более 30 лет. В 1983 году она без экзаменов окончила Тамбовское медицинское училище, с 1988 года начала работать в Москве. Начинала акушеркой в родовом отделении, а теперь сама его возглавляет. Каждый день в ее заботливых руках оказываются десятки молодых мам и малышей.

На вопрос о том, что ей больше всего нравится в ее работе, Елена отвечает тут же, не раздумывая:

Многим кажется, что работа акушерки заключается только в том, чтобы принять у женщины роды, но это не так.

«Акушерка – это всегда еще и психолог по совместительству, – отмечает Елена. – Многие женщины поступают к нам в начале своих родов, и тут начинается работа психолога. Мы начинаем им все рассказывать, успокаивать. Кто-то более подготовлен, а кто-то совсем не готов – и такое случается. Кроме того, при роддоме есть амбулаторное звено, там у нас ведут наблюдение с самого начала беременности и до родов. Нам иногда приходилось уговаривать женщин сохранить ребенка. К счастью, сейчас таких случаев почти не осталось, раньше было больше».

Коронавирус сильно повлиял на работу всех медицинских учреждений. Не обошла инфекция и роддом, где работает Елена.

«Конечно, наша работа из-за коронавируса изменилась, – рассказывает Максимушкина. – Мы создали у себя мельцеровский бокс – это профессиональное название бокса для пациентов с особо опасными инфекциями, чем и является сейчас коронавирус. Мы создали его сразу, не дожидаясь первых случаев. Но COVID, к сожалению, не заставил себя ждать. Нам так же, как и всем, пришлось столкнуться с нехваткой персонала: кто-то болеет, а многие вынуждены соблюдать карантин из-за контактов с зараженными. Но мы справляемся.

Существует стереотип о том, что медсестра/медбрат – это такой «недоврач», который просто не смог достичь в медицинской сфере чего-то большего. Но трое моих собеседников стали ярчайшим доказательством того, что медицинская сестра, медицинский брат и акушерка – это не только работа, но еще и звание, которое можно и следует носить с гордостью.

Алина, медсестра

У Алины добрые глаза и очень светлое лицо – кажется, она создана для того, чтобы работать медсестрой или, в крайнем случае, нянечкой в детском саду. Она живет в Москве и работает в медицинской сфере уже 14 лет. Ее первым местом работы стал детский дом для умственно отсталых детей. Проработав там около пяти лет, девушка перешла в Тушинскую больницу, потом работала в отделении реанимации одного из онкологических центров. И наконец, четыре года назад Алина попала в Научно-практический центр специализированной медицинской помощи детям. Здесь помогают несовершеннолетним с различными заболеваниями, возраст детей самый разный – от новорожденных до восемнадцатилетних выпускников школ.

«У нас много отделений: онкологическое, патологии новорожденных, психоневрологическое отделение – оно занимается в основном детьми с эпилепсией. Проработав в нескольких отделениях в этом центре, я могу сделать вывод, что мне больше нравится сейчас в моем отделении психоневрологии, потому что там больше умственной деятельности. Ты не только бегаешь целый день, но тебе еще нужно постоянно думать, изучать разные диагнозы. Также мы периодически проходим обучение, то есть у нас идет непрерывное медицинское образование», – рассказывает Алина. Она признается: нагрузка есть везде, но везде она разная. Причем тяжело бывает не столько физически, сколько морально.

Но, несмотря на все трудности, она искренне обожает свою работу. Да, в ней много рутины: ежедневные выписки, изучение историй болезни, распределение лекарств, взятие анализов. Но это не отменяет и многих счастливых моментов, которыми наполнены ее будни. Впрочем, сегодня работу медработников определенно нельзя назвать спокойной. С приходом коронавируса ситуация в больницах и других медучреждениях кардинальным образом изменилась.

«Раньше у нас были большие поступления: бывало, в неделю поступало и по 60-70 человек, а сейчас, конечно, оборот спал – от силы 20, – рассказывает Алина. – Поступают к нам в основном эпилептики с тяжелыми случаями, у кого частые приступы. Коронавируса у нас в центре нет. Был один случай: заразились медсестра и врач, но они сейчас госпитализированы. У медсестры COVID неподтвержденный, она с пневмонией попала в больницу, у врача подтверждение есть. На днях у нас была проверка, делали экспресс-тесты на коронавирус – у всех отрицательные. Сейчас всем приходящим на работу на КПП измеряют температуру и мы также в течение дня измеряем ее каждые два часа. У нас ужесточился масочный режим: и пациенты, и сотрудники – все ходят в масках».

«Пациентка ни на что не реагировала, я назвала ее по имени — и она откликнулась»

Любовь Жуковская, генеральный директор сети фитнес-клубов, санитар в реанимации:

Любовь Жуковская

— 20 дней я просидела в изоляции с мыслями, что же я могу сделать полезного в четырех стенах. Бизнес закрыт на время карантина, что будет дальше — неясно. Знакомые врачи говорили, что у них не хватает людей для ухода за пациентами — медсестер, санитарок, уборщиц. И я решила попробовать. 

Стала санитаркой в отделении реанимации COVID-19. Мои обязанности — вымыть полы, выбросить мусор, перестелить полностью все постели, всех пациентов помыть, перевернуть, слить мочу, убрать кал. Если кто-то что-то просит, то дать, в течение дня — кормить пациентов. Помочь медсестрам, если это требуется.

Я шла в реанимацию, понимая, что там — тяжело, в том числе и морально. Меня предупреждали об этом, говорили, что пациенты там — в тяжелом состоянии и, случается, они умирают. Я говорила, что все понимаю. Но одно дело — понимать умозрительно, а другое — встретиться со всем этим на самом деле. Нужно было очень быстро адаптироваться, научиться справляться со стрессом, слушать все, чему учили меня старшие коллеги, и стараться по максимуму выполнять все, что они просят, чтобы быть в этой ситуации полезной.

Часть пациентов была на аппаратах искусственной вентиляции легких. Ты за ними ухаживаешь, перестилаешь постель, переворачиваешь. Через некоторое время могло оказаться, что кто-то из них умер, и нужно было организовывать их вывоз, мыть после них кровать. Рутинная работа, к которой трудно привыкнуть…

Но как поддерживало и радовало, когда пациенты переводились из реанимации в отделение интенсивной терапии! Все сотрудники, хотя здесь и не принято включаться эмоционально, переживают за больных.

Любовь на работе

Среди пациентов была женщина, назовем ее условно Алла Сергеевна. И вот Алла Сергеевна лежала в полубессознательном состоянии, мы ее по очереди поили из шприца водой. Она хотела пить, но практически не реагировала на то, что ей говорили. И в какой-то момент я ее назвала Аллочкой. И она стала отзываться, реагировать! В итоге к ней, немолодой женщине, стали так обращаться все. В конце концов, ее перевели в отделение интенсивной терапии. Очень надеюсь, что ей удалось выжить.

А одна из пациенток как-то сказала, что не хочет жить: «Мне все равно, я хочу, чтобы меня оставили в покое и больше не трогали». Причем эта женщина не одинокая, дома ее ждала семья. Меня глубоко ранили эти слова, я очень переживала после этого. Но эту пациентку тоже перевели, и я думаю, что у этой истории хороший конец. 

Я помню каждого человека, кто лежал в реанимации, особенно тех, кто находился в сознании. Это невозможно забыть.

Думаю, что они тоже никогда не забудут, что они там видели.

За все время работы я видела в реанимации только одного пациента 39 лет. Небольшой процент был и людей старше 45 лет. В основном пожилые люди с сопутствующими заболеваниями. Но я поняла, что COVID-19 может коснуться всех

И важно, чтобы он миновал людей из группы риска, тем более, коронавирус распространяется быстро, им очень легко заразиться. Вначале болезнь проходит бессимптомно и люди не знают, что они, возможно, заражены. 

«Страшно было видеть супругов на ИВЛ». Врач из Красноярска — о пациентах с Covid и разлуке с семьей

Моя мама живет отдельно, как только началась эпидемия, я ее немедленно отвезла на дачу. Она за меня, конечно, переживает, но сказала, что прекрасно понимает, почему я поступила именно так. И сама наверняка сделала бы то же самое, будь она моложе.

Я проработала в реанимации полторы недели — четыре смены по 12 часов. После этого перешла волонтером в Городскую клиническую больницу №52. Там я проработала только смену, причем не в отделении реанимации. В первой половине дня было много выписок, выписывались пожилые люди. Мы передавали их родственникам, и это было здорово! Они очень ждали, когда выйдут, потому что долго лежали в больнице — почти месяц. То есть люди заболевают быстро, а лежат в больнице долго, соответственно, койко-мест становится меньше и меньше. И это одна из причин, по которой нужно оставаться дома.

Любовь на работе

После этой работы я стала иначе смотреть на мир. 12 часов я проводила в костюме, в маске, в которой трудно дышать и которая постоянно запотевает. Общалась с людьми, многие из которых находились в крайне тяжелом состоянии. Все это довольно травмирующая ситуация. И когда я выходила после смены на улицу, делала первый вдох, на меня накатывало какое-то невероятное счастье, которого я не испытывала никогда в жизни. Счастье от возможности сделать этот вдох. 

Сейчас я дома — у меня исчезло обоняние. Это один из первых симптомов, указывающих на возможность вируса. Жду результата анализа, и если выяснится, что я не больна, то продолжу работать волонтером — уже в отделении реанимации.